временем не угасла, ее привычка подолгу смотреть на Берна, класть руки ему на плечи в конце дня, массировать ему лопатки и шею (он при этом закрывал глаза: это всего лишь проявление дружбы, говорила я себе, но всякий раз находила себе занятие, чтобы не смотреть на них, не видеть блаженный покой, нисходящий на его лицо).

– Вы были любовниками, – сказала я.

И поскольку Джулиана не удостаивала меня иным ответом, кроме удрученного молчания, мне пришлось продолжить:

– Это началось еще раньше. До моего приезда на ферму.

– Какая теперь разница?

Она достала сигареты, закурила. Пальцы у нее дрожали.

– И не прекратилось, когда я приехала?

– Отстань от меня со своей паранойей.

Я схватила ее за ту руку, которая была ближе ко мне, – за правую. И сжала так сильно, что под несколькими слоями ткани чувствовала биение ее пульса; я не хотела причинять ей боль, только не дать ей ускользнуть, как будто правда, которую она отказывалась признать, была привязана к ее телу. Джулиана напрягла мускулы, но не попыталась высвободиться.

– Я вправе знать, – тихо произнесла я.

– Только два раза. В самом начале.

Я отпустила ее руку, откинулась назад.

– А Данко?

Джулиана пожала плечами, это могло означать, что ей теперь нет дела до Данко, или что Данко теперь нет дела до нее, или же что Данко был не в курсе. Но нет: оказалось, что Данко все знал. Это объясняло многое: и его постоянные ссоры с Берном, и, возможно, даже его арест. Главной причиной его разрыва с другом была Джулиана. Судьба олив, применение оружия, даже убийство – все это играло второстепенную роль.

Потом у меня возникло ощущение, которое я испытывала когда-то давно, – что предметы отдаляются от меня, уменьшаясь в размере. Только на этот раз отдалялась я сама, несясь с бешеной скоростью назад, по туннелю, открывшемуся у меня в голове.

– Стой! – крикнула я Джулиане, но она еще несколько секунд продолжала двигаться, и, прежде чем я успела повторить это, у меня из желудка хлынула едкая струя, наполнившая мне рот, но я удержала ее руками. Джулиана застыла на месте. Я открыла дверь и извергла из себя остатки супа, все эти ядовитые грибы.

Она протянула мне платок, я не взяла его, и тогда она положила платок мне на колено. Я вытерла рот, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, сердцебиение понемногу утихало. Я кивнула, давая Джулиане понять, что можно ехать дальше. Я почувствовала, как внедорожник вернулся на проезжую часть, как он начал двигаться со все возрастающей скоростью, но я не открыла глаз: не хотелось снова увидеть, что окружающий мир неумолимо отторгает меня.

Через два часа мы подъехали к озеру Мюватн. Небо очистилось, повеяло летом. Из расселины в горе валил густой пар. И здесь тоже чувствовался запах серы, причем сильнее, чем накануне в пансионе.

Мы немного постояли у озера, водная гладь искрилась, там и сям из-под нее выглядывали торфяные островки, поросшие изумрудной травой, некоторые были соединены деревянными мостиками. Дальше виднелись группы домов и лужайка, где паслись лошади. Это место было более привычным и умиротворяющим, чем безлюдные, угрюмые пространства, которые мы пересекали на пути сюда.

Джулиана въехала на парковку на пологом склоне и заглушила мотор.

– Там, внутри, есть купальни, – сказала она.

Я чувствовала себя слабой, отупевшей.

– Мы уже на месте? – спросила я Джулиану.

– Нам надо сменить джип. На этой машине мы не доедем до пещеры.

У нового джипа были гигантские колеса, непропорционально большие по отношению к шасси, как будто кто-то шутки ради надул их сильнее, чем надо: когда я стояла рядом, они доходили мне до плеч. Машина принадлежала какому-то агентству, организующему групповые туры, его название я обнаружила в салоне – то ли Adventure, то ли Outdoor, не помню. Помню только фотографию на машине снаружи: группа туристов во время рафтинга, их улыбающиеся лица в брызгах пены.

Джулиана представила мне нашего гида, Юргена. На вид ему было не больше двадцати пяти, одет он был, несмотря на холод, в рубашку с короткими рукавами, а рукава непромокаемой куртки завязаны вокруг пояса. Они поговорили друг с другом на быстром, отрывистом английском языке, который я была не в состоянии понять. Затем Юрген самым сердечным тоном спросил, есть ли у меня с собой перчатки и какая-нибудь обувь помимо той, что сейчас на мне. Джулиана ответила за меня, сказав, что одолжит мне и то, и другое. С помощью Юргена я взобралась на очень высокую ступеньку джипа, Джулиана следила за этим снизу, а через минуту мы тронулись в путь.

Мы поехали по той же дороге вокруг озера, только в обратном направлении, миновали то место, где свернули на нее с автострады, и через полчаса Юрген направил джип на грунтовую дорогу без указателей. Мы с Джулианой сидели на противоположных рядах сидений. Джип был рассчитан на двенадцать пассажиров, но, кроме нас, в салоне больше никого не было. Я разглядывала пейзаж, начинала уже привыкать к этим просторам и смогла представить себе, что почувствовал Берн, когда впервые ехал по этой земле, какое изумление его охватило, – ведь изумление у него всегда было непомерным. Он искал нечто первозданное. Мне хотелось попросить Джулиану рассказать об этом подробнее, но, если бы она снова заговорила о Берне, я бы не вынесла этого – по крайней мере, в тот момент.

Через несколько километров дорога стала неровной. Если вначале она была похожа на вьючную горную тропу, то теперь сузилась до размеров двойной колеи, проложенной, по всей видимости, гигантскими колесами того самого джипа, на котором мы и ехали. Посередине тропы росла трава. Я вспомнила подъездную дорогу на ферме, но эта была более опасной – совсем разбитой, как после наводнения. Из-за впадин и кочек джип трясло так сильно, что, казалось, еще немного – и он перевернется. Глядя в зеркало заднего вида, Юрген знаком велел мне схватиться за резиновую ручку, свисавшую с потолка, и я успела это сделать за мгновение до того, как колесо джипа попало в особенно глубокую впадину и я слетела со своего сиденья. Немного дальше Юрген остановился, вышел из джипа и осмотрел одну из покрышек. Он открыл заднюю дверь, достал ящик с инструментами и вернулся к переднему колесу.

– У нас пробито колесо? – спросила я Джулиану. Я инстинктивно обернулась, чтобы взглянуть на нее. Это можно было истолковать как перемирие, в чем я тут же раскаялась. Но Джулиана едва взглянула на меня.

– Он снижает давление в шинах, чтобы у колес улучшилось сцепление с дорогой, которая дальше станет только хуже.

Когда Юрген проделал